ПЕРВЫЙ    ЭДЕЛЬВЕЙС

             (сыну

л и р и ч е с к а я  б а л л а д а

   («Живая  звезда»,  «шелковая  косица» - зти               

      и  другие  названия – синонимы  растущего                

      в  горах  на высоте,  свыше  3000  метров,                

      цветка- эдельвейса.  Дошедший  ло  него  и                 

      доставший  его  из-под  ледяного  покрова,                

       навсегда  обретает  статус  сильного  и  

       мужественного    человека.)

Волос  твоих  густая  грива

Сейчас  присыпана  «снежком».

Зима   потешилась  игриво

Забыв  его  смахнуть   потом.

………………………………….................

А  помнишь  ли  тот  снег  в   июле

На  горной  узенькой  тропе,

Как,  спинку  хрупкую  сутуля,

Скользил  ты  хмуро  по  траве?

То  припадал,  то  разгибался

И  вновь  с  характером  бойца

Попасть  отчаянно  старался

Ты  в  след  идущего  отца.

Поход  и  долгий,  и  неблизкий

Ты,  наконец-то,  заслужил.

Отец  с  закалкой  альпиниста  

В  тебе,  бесспорно,  разбудил

Желанье  стать  сильней  и  выше,

Во  всем  явить  пример  отца

И  средь  ровесников-мальчишек

Ходить  в  «короне»  храбреца.

Он  к  восхождению,  как  к  бою,

Тебя  готовил,  приобщал.

И,  наконец-то  вверх  с  собою

Под  облака  к  вершине  взял.

…Снег  полосою  продвигался,

Спирали   вьюжные  крутя,

А  солнце  весело  смеялось

Всего  в  ста  метрах  от  тебя.

Со  скал  камней  сошедших  груды,

Ущелий  сумрачный  покров,

Погоды  странные  причуды …

Ты  был  заведомо  готов

Лицом  к  лицу  столкнуться  с  этим,

Не  ёжился,  не  раскисал,

Отцовским  следовал  советам

И  ни  на  шаг  не  отставал.

Отец,  хоть  был  немногословен,

Тебя  не  сдерживал  ни  в  чем.

Но  был  немедля  наготове

Помочь  рукой  или  плечом.

Коленки  ныли  и  дрожали.

Рюкзак,  казалось,  в  спину  врос.

Но  к  цели  издавна  желанной

Себя  ты  все-таки  донес.

Когда  на  сказочной  вершине

Ты,  словно  выжатый,  стоял,

Отец  впервые  как  мужчину

Тебя  с  достоинством  обнял.

Затем – обед  под  облаками,

В  краю  неведомых  чудес.

– Не  здесь  ли,  папа,  подо  льдами,

Скажи  мне,  спрятан  эдельвейс,

Где  свод   невидимого  Храма

От  глаз  людских  отгородил

Цветы,  что  ты  поштучно  маме

С  вершины  этой  приносил? –

Отец  кивнул.  Легко  поднялся.

 –  Смотри, – негромко  произнес.

Вершину  скалы  охраняли

И  льдом сверкающий  откос.

И  там,  где   щель  между  камнями,

Заполнил  толстый  мерзлый  слой,

Отец   сноровисто   руками

Проник  под  панцырь  ледяной.

И  сразу  льдистые  осколки

Ему  как  тысячи  клинков

Вонзились  в  пальцы  и  кололи

Да  так,   что  выступила  кровь.

Гребок…  Еще – и  вот  награда –

Косицы   шелковая   прядь

Перед  твоим  предстала  взглядом.

И  невозможно  описать

Немой  восторг  от  чудодейства,

Что  ты  тем  мигом  испытал.

… Звезду  живую  эдельвейса

Ты  тоже  с  мужеством  достал.

… Затем  был  спуск – еще  труднее,

Чем  сам  рискованный  подъем.

Устав  почти  до  онеменья,

Вошел  ты,  слава  Богу,  в  дом.

И  грязь,  и  пот  в  лице  смешались,

Но  прежде  чем  на  стул  присесть,

Ты  протянул  любимой  маме

Свой  первый  в  жизни  эдельвейс.

И  столько  гордости  и  счастья

Сквозило  в  маминых  глазах,

Что  если б  мог  тотчас  подняться,

Ты  б  снова  был  уже  в  горах

И  шел  крутой  тропой  рассветной

Через  проложенный  маршрут,

Где  серебристые  соцветья

Во  льдах  нетающих  живут.

И  ты  счастливо  улыбался

На  радость  мамину  в  ответ.

… Тебе   едва-едва  сравнялось,

В  ту  пору  только  девять  лет.

                      * * *

О ЧЕМ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ  ЖИВЫМ

            (посвящение  краеведу)

Когда-то  дальний  мой  потомок,

Виски  седые  теребя,

В  страничках  ветхого  альбома

Узнает,  может  быть,  себя

В  лице  похожего  парнишки.

Взаброс  густых  волос  копна,

Глаза,  распахнутые  слишком,

В  которых  ширь  души  видна,

Пиджак  и  красный  бант  в петлице

Как  символ  праздников  былых.

А  рядом – радостные  лица

Парней  таких  же  молодых.

И  неожиданно  споткнется

В  музейном  зале,  чуть  дыша,

В  нем  то,  что  памятью  зовется,

И  дрогнет  чуткая  душа.

В  него  на  праздничном  параде,

Глядел  сквозь  пирамиду  лет,

Тот  самый  юноша – прапрадед,

О  ком  твердил  так  часто   дед.

Как  ясно  фото  подтвердило

Родство  двух  очень  схожих  лиц.

Как  будто  время  возвратилось,

Чтоб  судьбы   их  в  одну  слились.

Но…  кто,  усилий  не  жалея,

Извлек  из  глубины  времен,

Сдав  на  хранение  музею

Семейный  некогда  альбом?

От  напряжения  вспотела

Его  рука.  Со  всех  сторон

В  него  история  смотрела

Ко  всем  эмоциям  вдогон.

… Была  война.  В  изломах  рваных

Здесь  проходил  когда-то  фронт.

И  клубы  черного  тумана

Всё  шли  и  шли  за  горизонт.

Хоть  по  следам  былых  пожарищ

Шагать  немало  довелось,

А  жизнь  из  голода  и  гари

Вставала  снова  в  полный  рост.

Её  прожитые  страницы

На  стыке  дат,  событий,   лет

Искал  как  золота  крупицы

Неравнодушный  краевед.

Он,  шаг  за  шагом  узнавая,

О  чем  нельзя  забыть  живым,

Раздумьями  об  отчем  крае

Как  светлым  духом  одержим.

Огнем  душа  его  пылает

Как  путеводная  звезда,

Чтоб  о  родном  любимом  крае

Потомки  помнили  всегда.

                  * * *

СПАСИБО  ВАМ,  ЛЮДИ

Промерзла  дорога  в  январской  остуде,

Морозит  узором  стекло.

Спасибо  вам,  люди!

Спасибо  вам,  люди,

За  то,  что  мне  с  вами  тепло.

За  вашу  неброскую  верную  дружбу,

За  свет  испытующих   глаз,

За  эту  широкую  русскую  душу,

Что  светится  в  каждом  из  вас.

За  письма,  звонки,  за  цветы  и  приветы,

Гостинцы  как   близкой  родне.

Смогу  ли  когда  адекватно  ответить

За  все,  что  подарено  мне?

Луна  усмехнулась  высоко-высоко

И,  глядя  в  оконный  проём,

Мне  как  заговорщик  серебряным  оком

Мигнула  в  просторе  ночном.

А  северный  ветер  пугает  остудой

И  ночи  свежи  и  тихи…

Спасибо  вам,  люди!

Спасибо  вам,  люди!

Примите – хотя  бы,   стихи.

                  * * *

ВЕЧНАЯ   ПРОПИСЬ

Ножки  детские  в  теплых  валенках.

Дух  из  печки  крестьянских  щей.

От  заботы  и   ласки  маминых

Жизнь  все  дальше  в  раскладе  дней.

От  вязёнки,  узлом  завязанной

За  спиною,  пониже  плеч.

И  наказов,  серьезно  сказанных,

Чтоб  беды  какой  не  навлечь.

Как  просты  были  те  созвучия,

А  заботы  в  них – через  край:

–  На  прогулке  ни  в  коем  случае

Снега  ртом  своим  не  хватай! –

Как  давно  это  было.  Было  ли?

Дом  на  взгорке.  Окошек  свет.

И  речушка,  такая  милая,

И  роднее  которой  нет.

Мелководна  и  нрава  кроткого.

Дно  песчаное,  без  камней.

Дети  малые  и  подростки

Как  утята  ныряли  в  ней.

И  мытилка  из  досок  с  балками,

Словно   память  лихих  годин,

Словно  сказочный  дом  с  русалками

И  владыкой  их – водяным.

Дети  свято  и  твердо  верили,

Что  в  подлунный  полночный  час

У  мытилки  с  коварством  ведьминым

Все  русалки  выходят  в  пляс.

Веселятся   они,  безбожные,

Среди  сонно  текущих  вод.

Зазывают  в  реку  прохожего,

В  свой  погибельный  хоровод.

… Сказки  кончились.  Время  вызрело

Своему  малышу  сказать,

Пропись  старую  вспомнить  сызнова,

Как  когда-то  внушала  мать.

Как  бы  жизнь  ни  была  закручена

Смысл  её  и  доныне  свеж:

 – На  прогулке  ни  в  коем  случае

Снега,  слышишь  меня,   не  ешь.

День  за  днем  в  ощущенье  четком

Мчимся  курсом  своих  орбит.

Вот  уж  сын  моему   внучонку

Назидательно   говорит,

Понимая,  что  дети – лучшее

Из  того,  что  на  свете  есть:

 – На  прогулке  ни  в  коем  случае

Снег,  смотри  мне,  не  вздумай  есть!

                       * * *

ОСКОЛОК

Стою  за  шторой  у  окна,

Смотрю  в  завьюженную  проседь.

Совсем  не  хлеба  и  вина,

Совсем  не  зрелищ  сердце просит.

Мне  б  только  чуточку  любви,

Её  внезапного  начала,

Чтоб  чувства  нежные  свои

В  узде  я  больше  не  держала.

Мне  б  только  чуточку  тепла,

Непогасимого,  живого,

Чтоб  искрой  божьей  ожила

Надежд  потерянных  основа.

Мне б  только  душу  потрясти

Твою  у  краешка  рассвета.

И  всё  сказать,  и  всё  спросить

О  самом  главном  и  заветном.

А  мне  бы – нет,  не  поцелуй,

А  лишь  касание  губами,

Когда  аккорд  звенящих  струн

Апофеоз  свершит  над  нами.

… Но  шар  любви,  как  шар  земной

Опять  у  ног  моих  расколот.

И  лишь  дымит  в  груди  больной

Застрявший  намертво  осколок.

                    * * *

"ТРЕТЬЕ"  ЯБЛОКО

              (притча)

Слыл  человеком  мудрым  и  ученым

Знаток  житейских  истин  Насреддин.

И  счастлив  был,  что  мудрости  основы

Решил  освоить  в  городе  и  сын.

Студент,  ученый  отпрыск  Насреддина,

К  родителям  приехал  отдохнуть.

И  был  одною  мыслью  одержим  он,

Как  собственной  ученостью  блеснуть.

Был  юноша  и  гордым,  и  тщеславным

(он  целый  год  над  логикой  потел),

Решил,  что  Бог  вложил  в  него  таланты,

И  быть  ему  философом  велел.

Однажды  мать  без  всякого  значенья

Два  яблока  поставила  на  стол.

И  тут  же  сын  явить  плоды  ученья

Возможность  превосходную  нашел.

 - Ты  хочешь  знать,  чему  я  научился? –

И  с  гордостью  на  мать  он  посмотрел. –

Во  мне  талант  философа  открылся

И  логики  всеядной  беспредел.

Так,  что,  скажи,  ты  видишь  на  тарелке? –

 - Два  яблока, - ответствовала  мать.

И  сын  от  удовольствия  зарделся:

 - Не  два,  а – три,  я  смею  утверждать! –

Мать  удивленно  глянула  на  сына,

На  яблоки  в  тарелке  на  столе:

 - Не  быть  мне  век  женою  Насреддина,

Коль  зренье  так  отказывает  мне.

А  тот  самодовольно  улыбнулся:

 - Смотри,  вот  это  яблоко – один.

Другой  рукою  яблока  коснулся:

 - А  это – два, – изрек  ученый  сын. –

И  что  теперь  имеем  мы  воочию?

Один  плюс  два – всегда  бывало – три.

Так  с  помощью  логической  цепочки

Я  опроверг  сомнения  твои.

… Отец  его  во  время  разговора

С  улыбкой  эту  сцену  наблюдал.

И,  не спеша  поглаживая  бороду,

Серьезно,  назидательно  сказал:

 – Отлично,  сын!  Я  вижу,  что  не  зря  ты

Высокие  науки  постигал.

И  в  мыслях  твоих  тонких  и  занятных,

Бесспорно,  скрыт  живой  потенциал.

Сейчас  они  нам,  кажется,  помогут.

Пусть  мать  возьмет  из  яблоков   одно.

Я – съем  второе.  Ну,  а  третье – с  Богом! –

По  праву,  сын,  ученый  мой – твое!

                         * * *

СЛЕЗУ   СОЛЕНУЮ   СМАХНУВ

Молюсь  тебе,  Пречистая,  молюсь.

Слезой  соленой  обжигает  очи.

И  прячу  оттиск  дум  своих  и  чувств

На  голову  накинутым   платочком.

Слова  просты  как  первозданный  хруст

Замерзших  луж  в  рассыпавшихся  льдинках.

Склонив  чело,  я  истово  молюсь,

Но  за  себя – всего   лишь   вполовину.

Прошу  о  нем. И  страха  не боюсь,

Как  страха  нет  перед  святой  купелью.

Пусть  всех  забот  его  тяжелый  груз

Умчат  с  собой  кудлатые  метели.

Прошу  тебя,  спаси  и  помоги,

Когда  его  запутаны  дороги,

Где  робко  сделав  первые  шаги,

Он  дальше  б  шел  уверенно,  не  дрогнув.

Молю тебя,  Владычица,  вложи

Особый  слух, усиленный  стократно,

Чтоб  звук  малейший  из  моей  души

Ему  был  слышен,  дорог  и  понятен.

Услышь  меня,  Заступница,  яви

Глазам  его  особенную  зрячесть.

И  дай  напиться  из  ковша  любви

Восторга  сокровенного,  не  прячась.

Пора  б  смирить  свой  неуемный  дух.

Но  как  с  собой  поладить – я  не  знаю.

И  вновь,  слезу  соленую  смахнув,

Себя  крестом  широким  осеняю.

                       * * *